Если бы не смертельный диагноз, Поля была бы полностью счастлива на новом витке их с Васей отношений.
Ирина вела одиннадцатилетнего сына Леву в школу на экзамен за девятый класс. Левочка был вундеркиндом. К сожалению, хотя и не удивительно. Вундеркиндами были Ирины папа, дедушка и прабабушка, а по преданиям – предки из предыдущих поколений. И саму Ирину сия участь не миновала. Муж Марк в детстве выдающихся способностей не проявлял, но гены злостной вундеркиндности переползли-таки к их сыну Леве.
Ничего хорошего жизнь чудо-детям не обещала. Они раньше других прибегали на финиш образовательного соревнования, но далее не обязательно становились гениями или делали выдающиеся открытия. Выигрыш во времени не гарантировал звания чемпиона, но определенно отбирал, коверкал важную часть человеческой жизни – детство.
Ирина с грустью наблюдала, как Левочка повторяет ее путь. Друзей не завел, поскольку со сверстниками скучал, а старшим обидны его преимущества. Лева уже три года носил очки, сутулился, не любил спорт, под угрозой наказания выходил на прогулки и читал с фонариком под одеялом. Он был отравлен недетским интеллектуальным удовольствием постижения новых знаний, а оно сродни наркотическому.
В четыре года Лева поступил в первый класс. Конечно, речи не шло о том, чтобы ему ходить в школу. Маленького, худенького, склонного к простудам Левочку затравили бы одноклассники. Но семейный опыт подсказывал: удобнее раньше записаться в школу и шагать через класс, чем доказывать, что ребенок может сразу сдать программу четырех лет обучения.
На «вступительном экзамене» директор предложила Леве задачку:
– Представь, что на весах стоит петух, и весы показывают три килограмма Если петух поднимет одну ногу, что покажут весы?
Лева на секунду задумался и ответил:
– Петух упадет.
Директор рассмеялась, переглянулась с учительницами и осуждающе посмотрела на Ирину: что вы, мамаша, выдумываете, не мучайте ребенка, рано ему в школу.
– Масса, естественно, не изменится, – продолжал Лева, – но, мне кажется, пелеместится центл тяжести. Поэтому петух упадет.
Лева тогда картавил. Пальчики у него были слабенькие, ручку или карандаш он плохо держал, но на компьютерной клавиатуре печатал почти без ошибок.
За семь лет стараниями Ирины Лева прошел девять классов. Дай ему волю – уже бы закончил школу. Но Ира, как могла, тормозила его формальное образование. Надеялась, что сын окрепнет и придет в детский коллектив хотя бы в последнем классе. Она знала, каково оказаться в университете в двенадцать лет.
Однокурсники звали ее Дюймовочкой. Поступила она хрупкой девчонкой с хвостиками, перетянутыми резинками над ушами, а заканчивала семнадцатилетней девушкой с развитыми формами. Про Ирину говорили, что она наглядно демонстрирует половое созревание и формирование вторичных половых признаков – процесс, достойный изучения на их биологическом факультете. Если бы не Марк, который был на три года старше и сбегал со школьных уроков, чтобы встретить ее после лекций в университете, студенчество Ирины превратилось бы в кошмар лилипута в стане Гулливеров И хотя к пятому курсу ее «половозрелость» стерла разницу во внешнем виде, на Ирину стали заглядываться однокашники и появилось подобие приятельских отношений, горячее клеймо Дюимовочки-мутантки долго жгло ей лоб.
Дипломная работа Ирины легла в основу кандидатской диссертации, и аспирантуру вурдеркиндша закончила за год. Они поженились с Марком, когда ей исполнилось восемнадцать. Она была кандидатом наук, а он учился на третьем курсе физического факультета. Через четыре года родился Лева. Ирина стала не только самым молодым доктором наук, но и единственной, кто защищал докторскую, будучи кормящей матерью.
Недополученные в детстве и юности ощущения могут в зрелом возрасте обернуться мучительными проблемами. Это Ирина знала на собственном опыте. Поэтому, занимаясь с сыном, она углубляла и расширяла школьную программу дополнительными материалами, но всячески тормозила продвижение вперед. Ее педагогические обязанности были совершенно не обременительны и много времени не занимали. Два часа утром (на работу она приходила к двенадцати) проверяла домашние задания, отвечала на вопросы, задавала вопросы, писали диктанты по русскому и английскому, и Лева получал очередную порцию заданий. Новый материал Ирина не объясняла, потому что Лева любил все узнавать самостоятельно. Появлялись вопросы – спрашивал.
По режиму после маминого ухода на работу Лева должен был отправляться во двор на прогулку и два часа на оговоренной территории, с которой ни шагу, дышать свежим воздухом. Потом обед (разогреть в микроволновой печи) и домашние задания, личное время (можно заходить в Интернет), и вечером поход с мамой в театр или на концерты симфонической музыки.
На практике почти все время и оказывалось у Левы личным. Он благоразумно не подходил к телефону, когда был обязан «дышать свежим воздухом», уроки делал не более часа и целыми днями просиживал у электронного наказания – компьютера. Плохая погода или необходимость задержаться на работе отменяли посещения театров и концертов. В выходные (по плану жизни – музеи и выставки) маме хотелось подольше поваляться в кровати, да и домашние заботы накапливались.
У Ирины не хватило воли записать сына в спортивную секцию – она сама ненавидела физические упражнения. А музыкальных или художественных способностей Лева был лишен начисто.