Он хотел добавить: «Дурак, я дурак, Еву не взял!» – но промолчал.
Позвонил Лева. Он разговаривал с мамой, веселый и довольный. Спросил, как там без него собаки. Скучают?
– Да, конечно, – пробормотала Ира. – Передаю трубку папе.
– Ты где находишься и чем занимаешься? Так, понятно. Что? Повтори! Бальные танцы? – Брови у Марка поползли вверх. – Нет, почему, одобряю. Просто не ожидал. Найдем мы тебе в Денвере кружок бальных танцев. Ты всего сутки знаком с ребятами. Ладно, это твое решение. Собаки? Все нормально с твоими собаками. Пока! Утром позвони!
У Марка тоже не хватило духу сказать Леве правду.
– Господи! Как хорошо, что его здесь не было! – воскликнула Ирина.
– Лева хочет оставить свой компьютер твоим племянникам, Поля, – сообщил Марк. – Я не понял, кому именно, но это его решение.
– Лева очень добрый мальчик! – горячо заявила Поля, словно кто-то с ней спорил.
Они неожиданно набрели на благодатную тему, позволившую им отвлечься. Говорили о разносторонних достоинствах мальчика. Он и вундеркинд, и обработкой дерева увлекается, и в автомобилях разбирается, а теперь еще бальные танцы осваивает. Только Ксюша не участвовала разговоре. Марк рискнул к ней обратиться:
– Мы не можем уехать без щенка. Билет куплен. – Он горько усмехнулся. – Нам, Леве главное, будет легче, если… Конечно, Еву никто не заменит, но все-таки! Поможешь нам выбрать?
– Нет! Я никогда больше не подойду к собакам. И не буду их держать.
Ксюша встала, пошла в сторону кухни. Олег следом. Ксюша открыла холодильник, достала бутылку водки, налила полный стакан. Уже подносила ко рту, когда Олег с силой ударил се по руке. Стакан отлетел к стене, разбился о кафель.
Олег крепко обнял Ксюшу:
– У нас будут собаки! И дети – свои, сироты, не знаю, какие еще. С нами будут жить собаки! До смерти, до нашей смерти. Ну что поделаешь? Погибли. Ну несчастный случай! Они живут меньше людей, ты прекрасно знаешь. Больно, я понимаю. Отдай мне свою боль! Не мучайся! Ты ни в чем не виновата. Ты очень хорошая. «Хорошая» – слабое слово. Ты самая лучшая, единственная. Таких не бывает.
Он вдруг разжал объятия, отстранил Ксюшу, достал чистый стакан и плеснул в него водку.
– Пей! Думаешь, умрешь от этого? Глупая! Ничего с тобой не случится, даже легче, наверное, станет. Тебя запугали и правильно сделали. Пей! Только помни: остановиться потом будет трудно. И жена-алкоголичка, конечно, не подарок.
Ксюша взяла стакан, несколько секунд внимательно на него смотрела. Это был выбор, развилка: направо пойдешь – блаженным козленочком станешь; налево пойдешь – останешься человеком, жестоко страдающим, но человеком. Ее рука дрогнула и стала подниматься. На полпути остановилась, замерла. А потом Ксюша изо всех сил запустила стакан в то место, в который врезался первый.
– Это поступок! – похвалил Олег.
Ксюша возвращалась к жизни. И почему-то первыми ее словами был отборный мат. Изо рта вылетели проклятия, неизвестно кому адресованные, но весьма эмоциональные.
– Леди! – ухмыльнулся Олег. – Вы затмили моего армейского старшину, а уж он был виртуозом.
– Извини! – Ксюша сконфуженно рассмеялась. Вспомнила слово, которое часто употребляла Ира. – Это из подсознания. Вырвалось.
– Царица небесная! – Олег шутливо втянул голову в плечи. – У нее еще и подсознание! С кем я связался?
– Поздно пить боржоми. – Она взяла Олега за руку и потянула с кухни. – Пойдем к ребятам. Я знаю, какого Леве надо купить щенка.
Ксюша говорила о том, что нельзя вместо погибшего щенка заводить другого той же породы. Потому что обязательно будешь сравнивать, и новый никогда не сможет стать лучше первого. Она говорила, а все исподтишка и с удивлением смотрели на Олега. Что можно сделать с женщиной за пять минут на кухне, чтобы она из разбитой горем, полубезумной страдалицы превратилась в трезвомыслящую личность?
Так Ксюша просыпалась раньше – сначала совесть, потом тело. На зыбкой границе растворяющегося сна мысль как укол в мозг: «Вчера случилось что-то очень плохое». Неужели напилась? Нет. Забыла проведать Костика? Ничего, переживет. Она не сразу вспомнила – погибли собаки. Сейчас они не носятся по двору, не толкаются у мисок в ожидании кормежки, не берут в окружение Марка, Олега или Васю, требуя вывести их на прогулку. Поля не пытается тайком шлепнуть в миски добавку, а Ирина не читает морали взрослым собакам, которые грубо наказывают малышню. Никакой суматохи. Погребальная тишина.
Ксюша натянула подушку на голову и тихо завыла. Старалась не издавать громких звуков, до боли закусила кулак. Но Олег услышал ее стоны. Проснулся, отшвырнул прочь подушку, прижал Ксюшу к себе. Его не удивило, что Ксюша, вечером, казалось бы, успокоившаяся, теперь снова терзается. Разве такое быстро забудешь?
– Ты знаешь, – уткнувшись в его плечо, глухо проговорила Ксюша, – что я была в сумасшедшем доме?
– Не знаю. Расскажи.
– Когда Катенька погибла. Я выла. День и ночь выла, как белуга. Сидела на диване и выла. Отец приехал. Не успокаивал меня. Руки на стол положил, голову в них уткнул. Может, плакал, не знаю. А Костик психушку вызвал. Они меня увезли. Он, Костик, сейчас…
– Извини, Ксюша! Я готов говорить с тобой о чем угодно, только не о твоем бывшем муже. Ни к кому не испытывал такой ненависти, как к этому покойнику. Я бы на костях его сплясал – растоптал в прах.
Она хотела открыться Олегу, рассказать ему правду. Сейчас все обманы и лукавство казались нелепыми ухищрениями. Но его последнее замечание отрезвило Ксюшу. Сам не подозревая, Олег сумел направить мысли Ксюши в другое русло. Плакать, конечно, приятно, но есть проблемы, которые никто, кроме нее, не может разрешить.