Школа для толстушек - Страница 94

Ксюша не испытывала пронзительной материнской жалости к брошенным детям, как Поля, например. И не мудрствовала, подобно Ирине. Но Полина сердечность далее «возьми, детка, конфетку» не шла, а Ирина вовсе витала в теориях. Ксюша была человеком дела. Если что-то ее зацепило, то она землю взроет, но своего добьется. Отступиться на полпути, признать поражение, сойти с дистанции, не дожидаясь второго дыхания, для Ксюши так же болезненно, как для другого решиться на авантюру. Она могла сомневаться, отчаиваться, проклинать себя и весь белый свет, но реактивная воля несла ее к цели.

Она вернулась к киоску и купила новую партию сырков.

– Думаете, вы одна такая сердобольная? – укорила продавщица. – Мы их и подкармливаем, и одежонку приносим.

– А вы могли бы взять беспризорника на воспитание? – спросила Ксюша.

– Своих двое! – возмутилась продавщица. – Накорми да обстирай. И хочется, чтобы как у людей было – и компьютер, и ролики. На какие шиши?

– Конечно, понятно.

Ксюша убирала сдачу в кошелек. С удивлением подняла голову, потому что продавщица вдруг заговорила совсем иным голосом, почти мечтательно:

– Вот если девочку? У меня сыновья А дочку вырастить? В старости присмотрит. Ой, скажете тоже! – махнула рукой и обратилась к следующему покупателю: – Что вам?

Ксюша подходила к машине, когда ее локоть не крепко, но властно захватила чужая рука.

– Ксения Георгиевна, мне необходимо с вами поговорить.

Незнакомый мужчина, немолодой, с колючими глазами. Обнаглели! Прохода не дают! Ксюша резко выдернула руку:

– Бог подаст! А я не подаю! И нечего тут моросить, что вечный двигатель изобрели или что ребенок у вас при смерти лежит!

Он на секунду замешкался, потом усмехнулся:

– Я не проситель. Начальник службы безопасности фирмы Наветова, той самой, что раньше принадлежала вашему мужу. Здесь рядом тихое кафе, зайдем, – не приглашал, распоряжался. – Это в наших общих интересах.

– С высокой горки я на ваши интересы, – отрезала Ксюша.

Но она уже не вырывалась, когда ее локоть вновь был захвачен клещами.

В маленьком полутемном кафе Полковник отвел Ксюшу и дальний угол и отдал приказ официанту, не спросив, чего желает его спутница:

– Кофе!

Официант не служил в армии, но в его представлении «Кругом, марш!» произносилось тем же топом. Он попытался воспротивиться:

– Какой кофе желаете? Черный, со сливками, капуччино?

– Я сказал кофе! И включить музыку. – Теперь это было «Выполнять команду!».

– Вы генерал? – спросила Ксюша, глядя в спину поспешно удаляющегося оробевшего официанта.

– Полковник. Можете так меня и называть. Ксения Георгиевна, я не собираюсь ходить вокруг да около. Ваш муж жив, и вы знаете, где он находится. Не перебивайте, – остановил он готовую возразить Ксюшу. – Знаете! Он вас запугал, соблазнил, пообещал золотые горы – Красавчик с бабами, пардон, с женщинами обращаться умеет. Но если вы трезво взглянете на ситуацию, то поймете, что сейчас имеете синицу в руках, а обещан вам журавль в небе. Поймать голыми руками журавля в небе еще никому не удавалось. Мертвый Костик для вас лучше, чем живой. Согласны?

Ксюша не ответила, но Полковник верно истолковал ее молчание:

– Согласны. Перед вами человек, который уберет Красавчика без шуму и пыли. Мы с вами видимся первый и, к вашему же благу, последний раз. Вы называете мне место его схорона и продолжаете спокойно заниматься своими фондами.

Полковник рассчитал все правильно. Ксюшины визиты к бандюгам вызвали волнение, которое он улавливал, а Наветов – нет. Бандюгам Красавчик нужен живым. Наветову – мертвым. Но Кирилл Сергеевич будет три месяца крутить в голове шахматные этюды. Он трус и перестраховщик. Дал команду разрабатывать Ксению Самодурову, а потом пошел на попятную. Уже потеряли неделю. Пока Наветов грызет ногти, Костика вытащат наружу и так закроют, что с дивизией КГБ его не отобьешь. А у Полковника с Красавчиком свои счеты. Сейчас он действовал за спиной Наветова.

Он все рассчитал правильно. Кроме одной детали. Смерти Костику Ксюша не желала. Вот такая дура! Сама раньше чудом его не прикончила, ненавидела до дрожи в пальцах, в пьяном бреду тешилась, представляла, как муж в страшных муках корчится. А теперь не желала ему погибели!

– Не знаю я, где Костик, – ответила Ксюша. Полковник недоверчиво и грустно покачал головой:

– Вы не понимаете, во что ввязались, Ксения Георгиевна! Это же не детские забавы, не телевизионные страсти про бандитский Петербург или бригаду. – В его голосе звучала жалость. Но сострадать он не умел. И получалось как у живодера – отпиливает ногу и утешает: всего одну еще осталась отрезать. – Я допускаю, что вы, например, не боитесь смерти. Я тоже не боюсь. Сегодняшний день для кончины ничем не хуже и не лучше завтрашнего или вчерашнего. Ксения Георгиевна, вас не инсульт разобьет, не инфаркт прикончит, не машина собьет и не при пожаре погибнете. Вы сильная женщина, но вокруг вас слабые и любимые. Отравленные собаки вас ничему не научили? Ксюша резко подалась вперед:

– Вы знаете, кто убил моих собак? Наветов? Скажите! Я… своими руками…

Слезы брызнули из ее глаз. Не потекли, не заструились, а брызнули, точно из сорванного крана. Полковник протянул ей льняную салфетку. Отлично! Девушка почти готова. Он сам отдал приказ, а вчера выслушал доклад о его выполнении. Утром зашли через калитку со стороны леса, бросили отравленное мясо, собаки его съели. Потом сдохли – их хоронили.

Ксюша действительно была готова отдать Костика за того, кто убил верных и сильных, глупых и беспомощных – ее собак. Она зависла в точке, в моменте истины. Ее могло бросить в ту или другую сторону дуновение ветра, простая фраза, жест, восклицание. Полковник применил тяжелую артиллерию: